USA

9:11PM Tuesday, Jun 14, 2005

Он мне говорит:

— Вам лучше наверху больше оставлять.

Я ему отвечаю:

— Летом жарковато.

А он мне:

— Вам так идет больше.

А я:

— Так вы же сами говорите, что для волос лучше, если стричь их чаще.

А он:

— Правильно, чаще, но не короче. Если я их даже на один миллиметр срезаю, уже лучше. А вы любите под машинку.

— Мне не нравится, когда мужики лысину маскируют, поэтому я люблю под машинку. Я своих недостатков не скрываю.

Он, продолжая чикать ножницами:

— Хотите я вам усы подстригу?

— Не-ет, я свои усы никому не доверю. Это — хозяйство моей жены. Знаете, одни женщины, заведут себе цветы и ухаживают за ними. А моя завела усы. На мне. И ухаживает.

— У вас волосы на усах во все стороны растут, — объясняет он. — Поэтому их надо чаще подстригать, и покороче. Если усы в одну сторону растут, с ними легче, а если в разные, их надо покороче и чаще.

— Вот пусть моя благоверная и подстригает, — не сдаюсь я. — Хочет — покороче, хочет — чаще, как хочет. Знаете, есть такие женщины, им надо чем-то постоянно заниматься. И тут такая конкуренция с вашей стороны!

Он смеется.

— А вот тут в одном квартале от вас есть модный салон — "Жан Луи Давид" какой-то, — перевожу я тему. — Вы вообще друг с другом конкурируете?

— Не-ет, какие мы конкуренты! У нас совершенно разная клиентура. — К нам, бывает, еще их клиенты приходят, достригаться.

— Достригаться?!

— Ну да. Там же работают "бьютишены", а мы "барберы". "Бьютишен" стричь мужчин не умеет. А мы делаем настоящие мужские стрижки.

Илья Ниязов, работающий в маленькой парикмахерской по адресу 100 Вест 37-я стрит в десятке-другом шагов от пересечения с Шестой авеню в Манхэттене, попал в мужские мастера довольно неожиданно. Пройдя по пунктам его трудовой биографии, вы не нашли бы и намека на то, что в один прекрасный день он возьмет в руки ножницы и расческу. В родном Ташкенте он дослужился до поста начальника цеха, где производили мороженое. Под его началом находилось 260 человек. На закате советской власти стал кооператором, производя пластмассовый ширпотреб. Приехав в Нью-Йорк, сел за руль лимузина. И вдруг, на тебе... Белые брюки, яркая голубая куртка, мягкие туфли и ножнички в руках: "Как вас постричь?"

Включив машинку, Илья под ее монотонный зуд неторопливо рассказывает о жизни.
— Вот вы меня спрашиваете, почему я уехал. Я был одним из первых кооператоров в Ташкенте. Делали мы всякую мелочь из пластика. Покупал отходы производства, чистил, гранулировал, выдавал изделия, которые по качеству были лучше, чем те, которые делались на государственном производстве. При этом у меня простой работяга мог получать 600 рублей в месяц. Скажите сами, это было много или мало в середине 80-х? Но что дальше? Я приходил в банк за деньгами, они мне говорили: "Наличных нет!" — "Как нет?" — "А вот так, нет!" Я говорю: "Ладно, нет наличных, давай безналичный расчет. Давай эти деньги положи на счета моим работникам". — "Тоже нельзя!" — "Почему?!" — "Вот получили директиву сверху, нельзя!" Почему нельзя? Потому что банкир хочет, чтобы я его взял в долю. Тогда у него и наличные будут, и безналичные, только плати ему. А за что я ему должен платить?! Что он делает? Здесь говорят, коррупция! Такой, как там, коррупции больше нигде нет.

В 1992 году Ниязов с женой и детьми приехал в Нью-Йорк. Как многие иммигранты, он не тратил много времени на выбор специальности. Освоил ту, которая казалась самой доступной. Сам сел за баранку кар-сервиса в Боро-парке, а жена, технолог-текстильщик, стала маникюршей. Освоившись на городских дорогах и мало-мальски овладев разговорным английским, Илья сделал шаг вверх по социальной лестнице — стал водителем лимузина.

— Это была собачья работа, — говорит он теперь. — 16-18 часов за баранкой, трафики, пробки, штрафы...

— Да, но почему вы выбрали работу парикмахера из миллиона каких угодно других?

— А чем плохая работа? — пожимает плечами он. — Спокойная, нормальная работа.

Для меня во встречном вопросе Ниязова ключевым становится слово "спокойная". Человек, словно устав от многолетнего напряжения, ищет в жизни нишу, где он может сойти с дистанции многолетнего марафона, перевести дыхание и начать... жить.

— Работа у меня начинается в семь, — рассказывает он. — Я встаю, делаю завтрак, потом покупаю в киоске "Новое русское слово". Пока еду на работу, читаю. Хорошая газета. Работа спокойная, гонки никакой нет. Клиенты разные. Многие ходят к нам годами. Есть такие, которые любят поговорить, а есть такие, что приходят и, пока я их стригу, спят. Дома вечером всегда есть чем заняться. Тут что-то сделал, там что-то подремонтировал. Свой дом — постоянные хлопоты. Я люблю это. Потом с книгой люблю устроиться. Я свою библиотеку привез. Сейчас Мопассана перечитываю. До этого Конан-Дойля читал. "Собака Баскервилей" — отличная вещь. Я люблю перечитывать книги. "Спартака" раза три прочел. Я вообще человек привычки. У меня одна подушка была, я на ней тридцать лет спал. Потом жена новую приобрела, я на ней уснуть не могу.

— А не жалеете о своей старой работе?

— Начальника цеха? Как сказать...

Хорошая была работа. Я любил ее. С людьми работать, решать проблемы разные, но это все уже в прошлом. Мне сейчас нормально.

Илья Ниязов подносит к моему затылку большое овальное зеркало так, чтобы я, глядя в зеркало перед собой, мог увидеть, как он поработал над моей прической сзади. Работа проделана небольшая (с учетом густоты моего волосяного покрова), но мастерская.

Смотрите также: В мире, Бизнес, Общество, Спорт, Искусство, Авто, Hi-Tech, Здоровье, Путешествия, Вокруг света, Россия

Рассылки:
  Новости-почтой
  TV-Программа
  Гороскопы
  Job Offers
  Концерты
  Coupons
  Discounts
  Иммиграция
  Business News
  Анекдоты
Многое другое...